|
Памяти моего отца - Нам дают участок, - сказала мама.- Ни за что, – сказал папа – мы прекрасно отдыхаем в походах и турпоездках. Через неделю мы ехали смотреть участок. Четырехугольник, отрезанный на поле кормовых трав. Мятлик по плечи, сурепка по колено… Через месяц у нас, первых из сотни участков, стоял дачный клозет из ящичных досочек и молочных пакетов. К осени была высажена клубника. Весной посадили картошку и многое другое. Участок честно кормил нас в небогатых 90-х… - Будет внук или внучка, - сказала я В тот же год рядом с сараем, сделанным в первый год из чего попало и дававшим нам крышу над головой, мы заложили фундамент дома. Все-таки самим-то все равно, но для дитятка… Дом вырос за четыре года. Своими руками папа и муж рыли котлован, клали блоки, строгали, пилили, прибивали, крыли крышу. Трехлетие дочери отмечали въездом в новый дачный домик. Он умел все. Он мог сделать что угодно практически из ничего. Особенно если это было не только для себя. Он вставал на даче в шесть утра без будильника, и шел на улицу. Просыпаясь и выходя из дома, мы видели его то под кустами смородины, то в грядках с овощами… Он не мог находиться без дела. Первую полочку для сушки посуды он на моих глазах одним топором сделал из толстой доски, украсив узорами. Ушло на это меньше часа. Абсолютно городской человек, он практически сразу научился всему – косить литовкой любую траву, копать, сажать, полоть, строить… проснулось в нем что-то из крестьянских корней, и весь теплый сезон выходные он проводил на даче. Как любой (почти) мужчина, он предпочитал пользу красоте. Но при этом умел радоваться расцветшим флоксам, любоваться яблонями и вишнями в цвету, и дом построил так, чтобы из комнаты были видны умопомрачительные закаты… Многое изменилось уже без него. Постепенно участок перестал быть огородом, прошел через несколько лет запустения, когда руки не поднимались что-либо делать после него, и теперь здесь начинает зарождаться Сад – единственная форма существования на этом клочке земли, примиряющая меня с этим миром. Еще много впереди работы – и посадок, и планировок, да и постройки надо поддерживать. Начиная что-то новое, я всегда пытаюсь понять, как бы он к этому отнесся, и мне кажется, что я слышу – или чувствую – его подсказки… Я иду по дорожке от электрички. Сколько же раз он проходил здесь за десять лет… Тропка бежит между берез, потом спускается в топкий овражек, в котором журчит ручей. Перейдя овраг, надо подняться по склону вверх. Тогда из влажной полутьмы выходишь прямо в небо, под необыкновенный простор плывущих облаков, которым нет конца и края и которые растворяют в себе все горести, проблемы и боли. В этот момент все городское, наносное, неестественное уходит, и наступает момент, ради которого я еду сюда – момент ощущения себя частью этого неба, этого леса, этой земли. Он прошел этот путь до конца, он стал духом этого места. И когда-нибудь мы с ним обязательно снова встретимся. Уже там. |